Маскарад
Драма М. Ю. Лермонтова
Режиссер ..................................... В. Э. Мейерхольд
Художник ............................................. А. Я. Головин
Композитор ........................................ А. К. Глазунов
Александринский театр
Премьера 25 февраля 1917 года
Режиссер ..................................... В. Э. Мейерхольд
Художник ............................................. А. Я. Головин
Композитор ........................................ А. К. Глазунов
Александринский театр
Премьера 25 февраля 1917 года
Журнал выдачи книг Центральной библиотеки Императорских театров (ныне – Санкт-Петербургская государственная Театральная библиотека), запись в нем о выдаче и возврате Вс. Мейерхольдом экземпляра драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад» в августе 1911 года; обложка и титульный лист книги, которую брал режиссер
Обозрение театров. 1917. № 3371
Из воспоминаний А. Я. Головина
«Ставя „Маскарад“, мы с Мейерхольдом старались использовать все новейшие средства театральной выразительности. Прежде всего, было задумано новое сценическое помещение: устроили просцениум и лепной архитектурный портал, предназначенный служить обрамлением всего происходящего на сцене. Размеры просцениума были иные, чем, например, в „Стойком принце“ и „Дон Жуане“. Оркестр занимал только среднюю часть просцениума; его обрамляли две лестницы. На краю просцениума стояли диваны, дававшие возможность группировать около них те или иные сценические положения. Попеременно опускающиеся занавесы позволили ограничиться всего лишь двумя антрактами. На просцениуме стояли матовые зеркала, в которых отражались огни зрительного зала. Этим как бы «стиралась» линия рампы, отделяющая публику от сцены.
Просцениум отделялся от главной сцены спускными занавесами, – их было пять: главный черно-красный (с эмблемами карточной игры), разрезной занавес для второй картины, бело-розово-зеленый для сцены бала, кружевной для спальной и черный траурный для последней картины. Эта система занавесов давала необходимое чередование «настроений», а также подчеркивала переломы в ходе действия, то есть, как бы оттеняла драматургическую функцию, расчленяя общий ход действия. Кроме того, это давало возможность менять основные декорации и мебель без специальных перерывов.
В декорации сцены входила система задников, написанных как панно, живописные арлекины, свешивающиеся сверху, небольшие ширмы по бокам сцены (вместо пристановок).
В постановке было десять декоративных перемен: два зала – маскарадный и бальный (только в этих картинах сцена раскрывалась в глубину, в остальных же была уменьшена), две игорных комнаты; гостиная, кабинет, спальня, аванзал в доме Арбениных, комнаты у баронессы Штраль
и у князя Звездича. Особенный успех у публики имели комната баронессы, кабинет Арбенина, комната Звездича, роскошный бальный зал и спальня Нины – interienr’ы обставленные своеобразной стильной мебелью и декорированные с исключительной нарядностью.
Мною было сделано для постановки „Маскарада“ огромное количество костюмов (по нескольку для главных действующих лиц), ряд костюмов для участников костюмированного бала и т. д.»*
Просцениум отделялся от главной сцены спускными занавесами, – их было пять: главный черно-красный (с эмблемами карточной игры), разрезной занавес для второй картины, бело-розово-зеленый для сцены бала, кружевной для спальной и черный траурный для последней картины. Эта система занавесов давала необходимое чередование «настроений», а также подчеркивала переломы в ходе действия, то есть, как бы оттеняла драматургическую функцию, расчленяя общий ход действия. Кроме того, это давало возможность менять основные декорации и мебель без специальных перерывов.
В декорации сцены входила система задников, написанных как панно, живописные арлекины, свешивающиеся сверху, небольшие ширмы по бокам сцены (вместо пристановок).
В постановке было десять декоративных перемен: два зала – маскарадный и бальный (только в этих картинах сцена раскрывалась в глубину, в остальных же была уменьшена), две игорных комнаты; гостиная, кабинет, спальня, аванзал в доме Арбениных, комнаты у баронессы Штраль
и у князя Звездича. Особенный успех у публики имели комната баронессы, кабинет Арбенина, комната Звездича, роскошный бальный зал и спальня Нины – interienr’ы обставленные своеобразной стильной мебелью и декорированные с исключительной нарядностью.
Мною было сделано для постановки „Маскарада“ огромное количество костюмов (по нескольку для главных действующих лиц), ряд костюмов для участников костюмированного бала и т. д.»*
Головин А. Я. Встречи и впечатления. М. : СПб., 2022. С. 167-169.
Эскизы костюмов Инесс, Татарки, Мулатки, Тирольца, Амура, Г-жи Тензель и Г-на Панкова
Из дневников В. А. Теляковского
«Вчера состоялась платная генеральная репетиция „Маскарада“
в Александринском театре. Театр был совершенно полон и дал, несмотря на утро, сбору около 5000 рублей. Сбор этот поступил в пользу режиссеров, суфлеров, помощников режиссеров — всех трупп, причем на каждого очистится около 200 рублей.
На меня постановка „Маскарада“ произвела удручающее впечатление. Как
и раньше я предполагал и говорил Головину, это не театральное дело — разрабатывать детали и мелочи постановки в такой степени, чтобы понадобилось 5 лет, чтобы постановку сделать. Слов нет, декорации, бутафория, костюмы, все отдельно и вместе превосходно, но это уже не декорации, не костюмы и не бутафория, а настоящие вещи, как в жизни, кроме того, собранные так гармонично, как в жизни не бывает, ибо не всей обстановкой и одеванием в жизни занимаются художники, и вот это так называемое перевкусие задавило все, и пьесу, и актеров, и их игру. Получилась выставка, среди которой что-то говорили артисты, и как ни старались, связать не могли, и спектакль оказался без стержня общего, и впечатления не только никакого не получилось, но было скучно — особенно мне, который смотрел это во второй раз. Мейерхольд ставил и учил артистов с теми же выкрутасами, как Головин делал постановку, — чувствовался один общий учитель для артистов, и совсем опять не так, как в жизни, ибо в жизни не все кривляются, другие и просто живут»*.
в Александринском театре. Театр был совершенно полон и дал, несмотря на утро, сбору около 5000 рублей. Сбор этот поступил в пользу режиссеров, суфлеров, помощников режиссеров — всех трупп, причем на каждого очистится около 200 рублей.
На меня постановка „Маскарада“ произвела удручающее впечатление. Как
и раньше я предполагал и говорил Головину, это не театральное дело — разрабатывать детали и мелочи постановки в такой степени, чтобы понадобилось 5 лет, чтобы постановку сделать. Слов нет, декорации, бутафория, костюмы, все отдельно и вместе превосходно, но это уже не декорации, не костюмы и не бутафория, а настоящие вещи, как в жизни, кроме того, собранные так гармонично, как в жизни не бывает, ибо не всей обстановкой и одеванием в жизни занимаются художники, и вот это так называемое перевкусие задавило все, и пьесу, и актеров, и их игру. Получилась выставка, среди которой что-то говорили артисты, и как ни старались, связать не могли, и спектакль оказался без стержня общего, и впечатления не только никакого не получилось, но было скучно — особенно мне, который смотрел это во второй раз. Мейерхольд ставил и учил артистов с теми же выкрутасами, как Головин делал постановку, — чувствовался один общий учитель для артистов, и совсем опять не так, как в жизни, ибо в жизни не все кривляются, другие и просто живут»*.
Теляковский, В. А. Дневники Директора Императорских театров, 1913-1917, Санкт-Петербург. Москва, 2017. С. 650, 651.
Эскизы головных уборов Восточной ночи, Дамы из Кашмира, Татарки и Крестьянки